РЕКВИЕМ ПО ХАТЫНИ
Автор новеллы «Хатынь – непокоренная деревня» Александр Ленкин – один из самых известных белорусских режиссеров. В свое время художественный руководитель студии анимационных фильмов, сегодня Александр Адольфович – доцент БГАИ, ведет свою мастерскую на факультете экранных искусств.
По первой профессии – актер. Образование начал получать в Москве, в знаменитой «Щепке», где учился на одном курсе с Дмитрием Харатьяном, а продолжил учебу на родине, в БГТХИ, где его однокурсниками были Анатолий Терпицкий, Виктор Рыбчинский, Владимир Янковский и Ирина Нарбекова.
С 1983 работает на киностудии «Беларусьфильм». Начинал как художник-фазовщик. По прошествии следующих сорока с лишним лет – режиссер-аниматор, сценарист, художник… Любит рисовать своих персонажей, а иногда и озвучивать их.
Среди наиболее известных работ Александра Ленкина – «Детский альбом», «Солнечные зайчики», «Зимовье зверей», «Не убий. Шестая заповедь Моисея», анимационный цикл про «Реактивного поросенка Нюшу», «Про дружбу, Шарика и летающую тарелку», «Рыбка по имени Нельзя»…
Особняком стоят анимационные притчи Ленкина – «Дед» (которую некоторые критики в свое время назвали «белорусской «Легендой о Нараяме»), получивший «Бронзового Витязя» на XXI МКФ «Золотой Витязь» (Омск, 2012), и «Птаха», получившая приз «За лучшую кинопритчу» на XIX МКФ «Золотой Витязь» (Москва, 2010), дипломы на ФАФ в Суздале, на Брестском КФ белорусских фильмов (2010), приз «За лучший анимационный фильм» на VIII МКФ «Magnificat» (2012). Эти ленты – по уровню эмоционального накала и философской глубине – сродни последним по времени работам режиссера – новеллам «Буйничское поле» и «Хатынь» из анимационных циклов «Мемориальные комплексы Беларуси» 1, 2.
– Мне вспомнилось, как во время одного из Национальных кинофестивалей белорусских фильмов в Бресте мы с вами вместе были в музее Брестской крепости. Мемориальный комплекс «Брестская крепость» создавался при участии вашего деда – известного белорусского архитектора Виктора Матвеевича Волчека. Этот момент очень показателен: вы фактически продолжили своими фильмами эстафету памяти, начало которой положил отец вашей матери.
– Я очень рад, что в «Мемориалах Беларуси-2» с экрана дважды звучит фамилия деда: в предисловии к новелле «Три побега из Шталага 352» режиссера Константина Андрюшечкина, когда речь идет о памятнике, установленном на месте лагеря смерти в Масюковщине, и, конечно, в «Брестской крепости» режиссера Натальи Костюченко. В числе авторов этих монументов упоминается имя Виктора Волчека.
– Тему «Хатынь» вы сами выбрали?
– Когда появилась идея сделать продолжение «Мемориалов Беларуси», я выступил с предложением сделать фильм про пионера-героя Марата Казея: в работе над памятником ему также работал мой дед. Но эту идею не поддержали. Тогда я предложил «Хатынь», потому что она с детства для меня была очень важна.
…В 1971 году к нам приехали родственники из Омска. И мы повезли их в Хатынь, открытую к 25-летию Освобождения Беларуси. Когда я оказался в Хатыни, то был потрясен: обелиски, остовы печей, колокола и скульптура Каминского – это было гениально придумано. Помимо сильного эмоционального воздействия – это великие произведения искусства.
Надо сказать, что я, десятилетний школьник, был к этому потрясению готов. У нас была учительница, которая в годы войны жила в оккупации, в деревне. И она очень много рассказывала нам об этом времени. И то, что она рассказывала, отпечаталось у меня в памяти навсегда. Немцы в их деревне все время жили: не приезжали, а просто жили, квартировали. И вот как они себя вели… Она рассказывала: «Приходил «Ганс», мы сидели и пили чай с этим «Гансом», «Ганс» рассказывал о своей родине. Утром «Ганс» пошел и застрелил соседа. А вечером снова пришел к нам пить чай, снова что-то рассказывал, про семью… А потом убил корову. И с ним снова приходилось пить чай». На бытовом уровне рассказывала – от этого еще страшнее. И я с этим жил. Мне было лет пятнадцать, когда я начал задумываться об этом периоде, об оккупации, и никак не мог понять… Ведь это был настоящий геноцид белорусского народа. Почему мы не требовали репараций от Германии?..
– У вас в фильме все нарисовано, как детской рукой…
– Да, я взял за основу стилистику детского рисунка. Мне очень важно было нарушить перспективу, дать какую-то гипертрофированность, поработать с пространством, с цветом… Но это оказалось невероятно трудно: детский рисунок могут сделать только дети!
У меня была художница Наталья Зиновьева, и мы пригласили Катю Ковзусь. Она работала, в общем, «на удаленке»: она рисовала немцев, которые едут в машинах, и приносила в студию. Так вот, когда мы практически сделали две трети фильма, выяснилось, что стилистика персонажей у наших художников не совпадает. Пришлось очень многое переделывать, и все-таки, стоит признаться, что детский рисунок у нас не получился…
– И все же очевидно, что это «детский» взгляд на трагическую историю Хатыни…
– Я когда писал сценарий, сразу хотел начинать с мирной жизни. У меня, например, были очень большие грибы. Но мне сказали – «Что это у вас за Чернобыль такой?» Пришлось убрать… И все-таки в эпизоды мирной жизни я ввел какие-то элементы волшебства. Это же анимация! Историю у нас рассказывают дети. А дети как говорят: «Коровы дают молоко, масло и сметану». Вот я так и сделал: сидят люди, приходит корова и дает им все это… И все детали немного гипертрофированы: например, большое ведро у колодца…
– Одна из самых ярких метафор в фильме, тоже «детских» – самолеты как хищные птицы. Очень страшно, очень сильно…
– Был момент, когда Наташа Зиновьева работала за компьютером в своей комнате, а я зашел и вижу только ее глаза, остальное закрыто монитором. И понимаю – она плачет! Я спрашиваю: «Что случилось?» Я просто испугался. Мало ли, в семье, не дай бог… А она мне: «Не подходи, я сейчас успокоюсь». А оказалось, она в этот момент рисовала людей, которых вели в сарай, чтобы сжечь. И плакала… У нас остался этот рисунок, карандашный эскиз, на котором сохранились ее слезы.
Вася Пименов после эпизода, когда крыша сарая рухнула, тоже очень долго приходил в себя. Мы все пропускали через себя. Такая тема, такая работа…
Полная версия – в «НЭ» № 5, 2025