ЛЕОНИД ПАВЛЮЧИК
Сын за отца
В этом году Николаю Еременко-младшему могло бы исполниться 75 лет. Не могу представить его седым, с морщинами на лице. Мы были знакомы с Еремой (так в хорошем расположении духа он называл себя) четверть века. А точнее, с конца 70-х, когда я работал в Минске в газете «Знамя юности», а он наезжал из Москвы домой к родителям, ведущим актерам Купаловского театра – народной артистке Беларуси Галине Орловой и народному артисту СССР Николаю Еременко-старшему.
В те времена Коля – молодой, талантливый, красивый, с волевым подбородком и волнистыми кудрями до плеч – переживал пик своей немыслимой, запредельной популярности. Он дебютировал небольшой, но выразительной ролью у своего учителя Сергея Герасимова в фильме «У озера». А после ролей лейтенанта Дроздовского в «Горячем снеге», Жюльена Сореля в «Красном и черном», лихого стармеха в «Пиратах XX века» ему буквально не давали прохода на улицах.
Коля с юмором рассказывал мне, что юные поклонницы ночевали в подъезде его дома, присылали бандероли со своими локонами, письма с обещанием покончить жизнь самоубийством, если он не ответит взаимностью. А то и вовсе являлись с чемоданами на порог: мол, я буду тебе верной женой. Что скрывать, Коля пользовался успехом у женщин и на протяжении всей своей бурной жизни платил им щедрой взаимностью. Когда, помню, я позвонил ему, чтобы поздравить с 50-летием, он весело ответил: «Знаешь, полтинник стукнуло, а я еще не налюбился».
Несмотря на всеобщее и повсеместное обожание, ему хватило ума, трезвой самооценки не слететь с катушек, не заболеть звездной болезнью. Спасала, как всегда, работа: он много снимался даже в кризисные для нашего кино постперестроечные годы. Причем всеми силами старался разнообразить свой актерский репертуар. После высокой классики с удовольствием снимался в жанровых фильмах, после исторических персонажей – Меншикова в дилогии о Петре или графа Орлова в «Царской охоте» – охотно переключался на «наших современников».
Ученик великих педагогов – Сергея Герасимова и Тамары Макаровой, игравший в институте возрастные, острохарактерные роли, в том числе, представьте, Плюшкина, Еременко боялся попасть в тиски одного амплуа. Все время бредил идеей сняться в смешной комедии положений, но его все чаще снимали в ролях суперменов, благо фактура позволяла. Да и все трюки в боевиках «Снайпер» и «Крестоносeц» он уже в зрелом возрасте выполнял преимущественно сам. Перешагнув порог 50-летия, Коля не без гордости говорил мне, что смог бы повторить многое из того, что вытворял на съемочной площадке фильма «Пираты XX века», в котором он (впервые в советском кино!) снимался без дублера.
А вне съемочной площадки он не был суперменом, не был «крутым пацаном», несмотря на то, что многие воспринимали его именно таким. Он относился к этому заблуждению со снисходительной улыбкой. «Не могу про себя сказать, что я такой уж толстокожий, как иные мои персонажи, – говорил он мне. – Актеры вообще натуры трепетные, чувственные, это заложено у нас в природе. Может, я и в суперменов-то преображался, чтобы не играть на экране самого себя. Роль для меня – это все-таки создание определенного, чаще всего вымышленного образа, а не выявление на экране собственной сущности».
(…)
К 50 годам Еременко, как мне казалось, перерос рамки актерской профессии. Одно время ему до смерти надоел свой собственный облик. Он то отпускал шевелюру, то коротко стригся, то для фильма «Маросейка, 12» охотно побрился наголо. Все хотел уйти, убежать от своей броской внешности, которая диктовала однообразный характер ролей. Тогда-то и подвернулась возможность переменить участь и в качестве режиссера самому снять на «Беларусьфильме» кино. Это был фильм «Сын за отца» (режиссеры-постановщики Николай Еременко и Маргарита Касымова) по сценарию Валентина Черныха, в котором, Коля впервые сыграл вместе с Николаем Еременко-старшим. Жаль, что этот удачный режиссерский опыт, увенчанный главным призом Национального кинофестиваля в Бресте, оказался у него единственным. Знаю, планы на этот счет были у Коли серьезные: у него лежали на столе три готовых сценария. Но на реализацию этих замыслов, как водится, в трудные для нашей киноиндустрии годы не нашлось денег.
«Вообще-то я не собирался ставить фильм «Сын за отца», – объяснял мне Коля после премьеры фильма. – Просто хотелось порадовать своего старика, подарить ему к 70-летнему юбилею роль, а то он стал впадать в депрессию, терять вкус к жизни, а тут приободрился. Да и мне самому было интересно сняться с отцом, мы ведь ни разу не были до этого вместе в кадре. Я прекрасно отдавал себе отчет, что режиссура – другая профессия. Актер ведь не зря называется исполнителем: он исполняет чужую волю. А тут надо свою волю навязывать другим. Я это не очень люблю. Но в какой-то момент я оказался перед выбором: или фильм сниму я сам, или он не будет снят вовсе. И я пошел на эту, как мне казалось, авантюру. А потом, представь, понравилось. Так хорошо стоять за камерой, руководить, и все тебя слушаются – даже отец, которым я накомандовался за все свое подчиненное детство».
С отцом, человеком сильным, волевым, прошедшим плен, фашистский концлагерь, сыгравшим, по сути, вариант собственной судьбы в фильме Сергея Герасимова «Люди и звери», у Коли в разные периоды жизни складывались разные отношения. В детстве и отрочестве он рос подвижным, бойким, даже хулиганистым ребенком, а Еременко-старший, интонировал Коля, не был поклонником доктора Спока и Макаренко: «Он терпел, терпел, а потом отвешивал нормальных мужских затрещин». Но с годами Коля, сам став главой семейства и отцом двух дочек, перестал обижаться на суровость родителя.
В зрелые годы у них с отцом установились на редкость доверительные, теплые, по-настоящему мужские отношения. Могли всю ночь проговорить об искусстве, благо здесь поклонялись одним богам, могли серьезно поспорить на политические темы (отец, вступивший в партию в годы войны, одно время был одним из лидеров белорусских коммунистов, а Коля с пониманием относился к перестроечным процессам). Еременко-младший не обладал общественным темпераментом своего отца, но одно время охотно принял на себя обязанности советника по культуре посольства Республики Беларусь в Москве, стараясь содействовать культурному, духовному сближению наших стран и народов. Он в равной степени любил и родную для него Беларусь, и ставшую для него родной Россию. В этом вопросе у них с отцом было полное единомыслие.
(…..)
Полная версия – в «НЭ» № 4, 2024
